Клинический случай из собственной практики.
В начале 90-х годов прошлого века я училась в аспирантуре НИИ педиатрии РАМН, занималась научными исследованиями прогрессирования бронхиальной астмы, обследовала больных с тяжелым течением этого заболевания. В те времена в аллергологическую клинику приезжали семьи со всей России, Институт продолжал принимать больных и с бывших территорий Советского Союза. Многие дети с тяжелой астмой, которые поступали к нам на лечение, попадали ко мне. Ингаляционных стероидов тогда не было. По коридору из палаты в палату бегали медсестры со штативами и флаконами физраствора. Детей с тяжелыми приступами астмы заливали гормонами. Многие из них разворачивали астматический статус, поэтому приходилось сидеть рядом и наблюдать за каждым ребенком в ожидании нормализации его дыхания. В реанимацию детей отдавали крайне редко.
Однажды к нам в отделение поступил мальчик 13 лет. Он лежал в отдельной палате с отцом без мамы. Приехали они из Казахстана, его северных территорий. У подростка была тяжелая астма с приступами, в причине которых разобраться пока никто не мог. Мальчик был спокойный и рассудительный, говорил тихим размеренным голосом, обсуждал со мной разные вопросы из биологии и химии, обладал энциклопедическими знаниями. Ребенок не был испуган своим состоянием. Каждый день он рассказывал мне что-то новое и просил меня только об одном – чтобы его не лечили гормонами, а вводили во время приступов реланиум, который мгновенно спасал его от удушья. Задыхался он каждую ночь. Красной ручкой во всех местах его истории болезни я писала “не применять гормоны!!!” Я ежедневно об этом говорила с дежурными врачами. Однако утром получала от них одну и ту же запись “гормоны не помогали, вводили по просьбе больного реланиум, приступ купировали”.
Неделю за неделей мы его наблюдали, полностью обследовали, однако за что-нибудь зацепиться нам так и не удалось. Он был категорически здоров по всем органам и системам, вот только каждую ночь вновь и вновь разворачивал приступы удушья, получая от врачей очередные капельницы с гормонами.
С мальчиком и его отцом я провела достаточно много времени. Параллельно с обсуждением медицинских проблем папа рассказывал мне, что его сын обладает феноменальными способностями предсказывать будущее, что некоторое время назад он даже возил его к Ванге учиться ее мастерству, однако та объяснила, что мальчик умнее многих и учить его больше нечему. Нет смысла уточнять, что после получения этих знаний я каждый раз заходила в палату к ребенку, мысленно умоляя его ни о чем мне не рассказывать. И он молчал.
К концу госпитализации подростка мы вызвали к нему на консультацию психиатра. На фоне его лечения приступы у мальчика прекратились и он был выписан домой.
Не знаю, сохранил ли он свои уникальные способности при таком лечении, но мне своей историей он много чего подсказал. На фоне традиционных аллергических состояний я стала замечать особенности течения астмы, а потом и атопического дерматита, в случаях, когда внешних видимых причин для обострения болезней не было. Это мое знание дало многим больным дополнительный шанс достижения после лечения состояния полной клинической ремиссии.
Кстати, в те времена, когда мальчик лежал в нашем отделении, врачам цветы и конфеты так активно, как раньше, уже не дарили. Их огромный букет белых хризантем после госпитализации был для меня последним в моей долгой клинической практике.